Сразу два российских региона – Орловская и Владимирская области объявили о намерении поставить осенью 2016 года памятники царю Ивану Грозному. Идеализация моими современниками правителя, имя которого стало фактически синонимом бессмысленной и человеконенавистнической жестокости, меня удручает.
Многими комментаторами был подчеркнут тот факт, что за практически пять столетий − а времена и эпохи в истории российского государства были самые разные, никому не пришло в голову установить памятник Ивану Грозному. В народной исторической памяти этот царь запечатлен, как минимум, как в высшей степени противоречивая, одержимая личность, деятельности которого объективную оценку дать практически невозможно. Это отразилось во многих произведениях искусства как коллективной памяти народа. Здесь и знаменитая картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», и лента С.Эйзенштейна “Иван Грозный”, снятая по указке Сталина, а затем запрещенная за то, что режиссер показал царя жестоким убийцей, а из последнего − фильм Лунгина “Царь”.
Я бы хотел высказать два принципиальных соображения по обсуждаемому вопросу.
Первое касается политико-общественной стороны вопроса. Для мусульман нашей страны и особенно для родного мне татарского народа, задуманные скульптурные фантазии – это не только неуважение к исторической совестливости и нравственному выбору русского народа, который, действительно, за все прошедшие 500 лет не захотел нигде увековечивать память о душегубе на царском троне в виде городского монумента. Низкий поклон за это всем патриотам России и блюстителям памяти народа!
Я вынужден сказать, что не только возможные памятники, но сама идея – оскорбительны для сотен тысяч моих предков и единоверцев, погибших во время Казанского похода Ивана Грозного, для миллионов их потомков. Не поленитесь, откройте и хотя бы бегло полистайте описания трагедии 1552 года: русские авторы на ясном русском языке описывают ужас уничтожения, боль от которого не утихает веками. Может ли человек любой национальности без слёз и отвращения читать апологетический «Казанский летописец»?
Раздувать ныне старые боли, посыпать соль на раны – татарам про Казань 1552 года, а всем русским «в назидание» об опричнине – разве не провокация? Не язык вражды? Не разрушение межнационального и межконфессионального мира?
Мне печально, что часть моих сограждан поддерживает такие инициативы. Еще печальнее, что инициаторами выступают политики − главы регионов, взявшие на себя бремя ответственности за мир и спокойствие в подотчетных регионах.
При обсуждении подобных инициатив в будущем, как мне кажется, важную роль может сыграть простой тест для чиновников и политиков высокого ранга: а вы лично готовы сегодня повторить методы властвования идеализируемого вами исторического персонажа? Годны ли эти идеи дню сегодняшнему.
Второе соображение заключается в том, что, несмотря на символическую важность темы, главный вопрос в понимании личности Ивана Грозного – нравственный. Иван Грозный, прежде всего, безрассудный убийца и только потом склонный к жестокости и решительный правитель. И снова, для любителей списывать все зверства на присущую средневековью жестокость: а вы были бы готовы посмотреть в глаза безвинной жертвы в момент ее нечестивого убиения? Увидеть в ее глазах боль и отчаяние и сделать вид, что ничего страшного не происходит?
Мне кажется, что именно это нравственное осмысление наследия Ивана Грозного и закрепило его образ в памяти народной не как образ “крепкого государственника” (каким он, безусловно, был, в своем извращенном понимании), а как образ фигуры, в своей политической борьбе утратившей человечность. Прежде всего, он полностью противоречит христианской морали.
Я, как и миллионы моих соотечественников, этот образ ослепленного яростью, помутившегося рассудком человека как образ, достойный памятника, принять не могу.

Дамир Мухетдинов – кандидат политологии, представитель Духовного управления мусульман Российской Федерации и Совета муфтиев России в Межрелигиозном совете России Damir Hazrat